Лан
В день, когда девочке исполнилось 16, в тронный зал Дракона серой тенью скользнул первый советник — блеклый, неприметный человечек с живым, точно клубок змей, умом. Он шепнул императору, будто народ в стране ропщет, недовольный тем, сколько средств спускает правитель на свою парвеню. Мол, дань растет, семьи голодают, а названная дочь самодержца купается в яствах и злате. Несмотря на явный поклеп, семена сомнения упали в благодатную почву. Император и прежде боялся потерять расположение подданных, теперь же его вовсе обуял ужас. Мысль о том, что люди отвернутся от трона и примкнут к мятежникам, сеющим смуту в южных провинциях, день ото дня подтачивала его. В конце концов, правитель внял словам советника, приказав заключить девочку в башню, где она должна была проводить время в молитвах и не мозолить злые глаза.
Шли годы, девочка превратилась в ладную девушку: её дикая красота расцветала, а душа, отягощенная неволей, напротив, все чахла и увядала. Император, видя, как гибнет любимый цветок, сам скис и понурился, постарел лет на 40. Казалось, ничто уже не порадует его на веку. Помощь, как это зачастую бывает в легендах, но редко в жизни, пришла с неожиданной стороны. Однажды на аудиенцию к правителю явился юноша из безымянных краев. Он назвался Лынг-Хяном и заверил императора, будто знает, что тяготит доброе сердце Дракона. Более того, ему ведомо, как решить назревшую проблему. Пусть император позволит обучить девушку военному ремеслу, тогда она сможет встать во главе придворной гвардии и доказать недовольным, что недаром ест свой хлеб. Если у правителя и возникли сомнения по поводу предложенной авантюры, то они разом развеялись, стоило ему увидеть вытянутое, побелевшее от ярости лицо первого советника. Так в жизни девочки начался новый этап.
Никто не знает, какие истины вкладывал Лынг-Хян в юную голову за закрытыми дверями, но перемены были разительными. Некогда хрупкое тело девушки налилось силой, стало крепким и гибким, как у дриады; на нежных губах опять заиграла шальная улыбка. К тому же, куда бы она теперь ни шла, её повсюду сопровождал новый друг — тонкий клинок, обернутый багровой, ровно осенний закат, лентой.
Прошла зима, минули весна да лето, и вновь с черным умыслом явился первый советник к императору. Заручившись поддержкой знатных семей, он потребовал у владыки отправить девушку и её наставника на приступ пограничного замка, две седмицы назад захваченного мятежниками. Разумеется, с отрядом самых верных и умелых солдат. Император скрепя сердце согласился.
Как только когорта, в авангарде которой ехали Лынг-Хян и его ученица, перевалила через горы, отделяющие дворец от вассальных владений, пики бойцов обернулись против командиров. Пораженные предательством, но не потерявшие самообладания, мастер и девушка бросились в самоубийственную атаку, танцуя меж изменников словно две сколопендры. Округу огласил лязг стали, стоны раненых и предсмертные хрипы умирающих. Все закончилось так же быстро, как и началось. На ногах осталось лишь двое. Крещенные в крови, они молча взирали на учиненную бойню. Глубокая печаль залегла в их умах. Вдруг Лынг-Хян пошатнулся и кулем свалился на обагренную землю — из его груди торчал обломок чужого меча. Тщетно девушка пыталась помочь наставнику: жизнь по-звериному, толчками и судорогами покидала его тело. Но прежде чем глаза Лынг-Хяна сомкнулись навек, прежде чем уста запечатала смерть, он взял с девушки священный обет, что она не вернется во дворец, не будет мстить советнику, усугубляя раздор в государстве. Лучше пусть едет на запад, в земли Богов и Героев, где, говорят, всегда нужны руки, умеющие управляться с клинком.
Девушка похоронила Мастера у подножья одинокой скалы, посадив на могиле крохотный куст орхидеи. Лишь один раз она обернулась назад, лишь одну слезу проронила по дому.
Впереди ждала дальняя дорога.
Читать дальше...